Рогервик
Рогервик – край тревожных песков,
Опоясан водою морской.
Море – мельник в теченье веков
Мелет камни в муку день-деньской.
Бунт, который Урал взволновал,
По России прошелся грозой.
И решили «верхи» - Салават
Покорится стихии морской.
Салават вовсе духом не пал,
Непокорность владела им, злость...
По Уралу батыр тосковал,
Но расстаться с мечтою пришлось.
Понимая, что жизни деньки
Камнем канут в глубины пучин,
На пылающий глядя закат,
Думал думу свою Салават.
На заре, дум волнующих полн,
Видя вод нарастающих вал,
Слыша рокот столкнувшихся волн,
За народ свой он переживал.
Рогервик – заключенных предел,
Край, омытый хрустальной слезой,
Ты сочувствовать им так умел,
Прогибался под тяжкой ногой.
Рогервик, ты – свидетель немой:
На батыра ты снизу взирал.
На тебя же смотрел он с мольбой,
Будто участь его ты решал.
В кровь стирая ступени свои,
По песку он ходил взад-вперед.
По Уралу он так тосковал,
Что боялся - вдруг сердце замрет.
Батырша, Салават, Буранбай...
Будто не было ссылок, и страх
Им неведом был, волен их дух,
Хоть в земле их покоится прах.
Или узники мы до сих пор? –
Дни темны, и в загоне язык,
Подрываются слава и честь,
Дух народа от этого сник?..
Салаваты приходят раз в век,
Для потомков их память важна.
Рогервик... Для башкир много их,
Но народу свобода нужна.
Казармы
Казармы опустевшие, ряд в ряд,
Осиротев, бесхозные стоят.
Стоят они, как в дни былой войны,
Тревожный холодок в себе тая.
Взрывая, те казармы сносят прочь,
Оставшиеся без своих жильцов.
Мол, в них не только людям жить невмочь,
И для скота они - негодный кров.
Заметно явно, что они хотят
К солдатам нашим ненависть излить.
И «оккупантам» этим отомстить,
Которое с собой те принесли.
И после взрывов остаются лишь
Развалины от тех казарм одни.
Развалинам здесь имя - легион,
Полгорода, считай, займут они.
Казармы все молчат, напряжены,
Как воины, готовые на бой.
Но судьбы их уже предрешены,
Напрасно тешиться надеждою пустой.
Развалины казарм...
Их жалок вид.
Как бездыханные, они к нам вопиют:
Неужто в том они виновны, что
Давали воинам тепло, уют?
Историю спроси:
Защитников страны
Имеет право кто агрессором назвать?!
Пусть нашим сыновьям не выпадет судьба
Быть заклейменными проклятьем «оккупант».
Памятник Салавату в Палдиски
Балтийский берег. В Палдиски холодном
Остался снова Салават один.
«Родные, эй! А вы уже до дома?» -
Раздался его оклик позади.
На берегу батыр один, в печали,
В пустой пустыне глас его звучит.
А море зло в нас волнами швыряет,
Как пес шальной, сбесившийся рычит...
Ты не грусти, батыр, что одиноко
Остался ты стоять в стране чужой.
Хотя в родном краю батыров много,
Но среди них лишь ты один такой.
В анналах твое имя не пылится,
Со временем сегодня ты в ладу.
Ты край прославил, герб наш украшаешь,
Твой образ у народа на виду.
С твоих оков стекала кровь живая,
На камни голые десятки лет лилась.
Сегодня же земля с родного края
С песком балтийским заодно слилась.
Земля родная с твоего Урала,
Площадка эта - вот и весь удел.
И ели голубые, что батыры,
Как будто охраняют твой предел.
Стой здесь, батыр: для грусти нет причины,
Не мни, что ты остался сиротой.
Ты - не один: ведь навсегда едины
Душа народа, дух свободный твой.
1997
Соловей с Юрюзани
Внимал я ночку напролет,
Как в роще соловей поет...
Салават Юлаев.
Певучий Юрюзанский соловей,
Ты до рассвета трели рассыпал.
А я в березняке тебя искал,
Но, сбившись с ног, никак найти не мог.
Плененный Салават под звон оков,
Ходил, стеревши руки, ноги в кровь,
По острову с названьем Рогервик.
К народу обращаясь в мыслях вновь.
Эй, соловей, тебе внимать я рад
В рассветный час в березовом краю.
Вот так же на Урале Салават
Самозабвенно слушал трель твою.
Ты для батыра был лучом в ночи,
Смягчал на сердце ноющую боль.
Когда в краю царили мрак и страх,
Была мила батыру с воли трель.
А где еще такая птаха есть,
Что Салавату слух ласкала в ночь?
Народ хранит батыра славу, честь,
А соловей донес нам его песнь.
Сабля Салавата
Батыра сабля, долг исполнив свой,
Лежит себе в музее под стеклом.
А рядом будто Салават живой,
Я вновь стою у стенда с тем клинком.
Нет, это не простая сабля, нет,
Батыр лишь мог с ней, видно, совладать.
Хоть много рук ее касались до того,
Как ей музейным экспонатом стать.
И кажется мне, будто бы хранит
Эфес батыровой руки следы,
Ее тепло. В моих ушах звенит
Батыра страстный, яростный призыв:
«Махая шашкой, в бой народ ведя,
Мы разве землю утопили в кровь?
Мы лишь желали:
На земле родной
Свободная заря взошла бы вновь...»
И чую я в энергии клинка
К народу обращенный звонкий зов:
«Ужели на Урале нет мужей,
С оружьем правду защитили чтоб?!»
Батыра сабля, долг исполнив свой,
Лежит себе в музее под стеклом.
А рядом будто Салават живой,
И вновь и вновь мой взгляд на стенде том.
Как будто слышу голос я его:
«И ты сражался в войске у меня?..»
А вдруг батыр еще заговорит –
Стою и жду я, к сабле наклонясь…
Свирепый Салават
«Свирепый Салават»
А.С. Пушкин. 1834.
Пожалуй, станешь тут, как волк, свирепым,
Когда пытаются с тебя сто шкур содрать.
И будешь дергаться, как червь, нелепо,
Пока не перестанут край терзать.
Заржешь, как жеребец, тревожно, дико,
Не знавший ни узды, ни седока,
И словно злобный лев, зальешься рыком,
Коль кровопийцы кровь сосут пока.
Медведем заревешь осатанелым,
Когда головорез начнет за горло брать.
Когда воспрянувшего воина-башкира
В остроге камни вынудят тесать.
Рассвирепеешь - что: белугой взвоешь,
Когда тебя подвесят за ребро.
Или сошлют с родной земли в изгнанье,
Ко лбу пришлепнув жгучее клеймо.
Утрешься кровью, если над любимой
Твоей злодей насилье совершит.
Не выдержишь, коль, попирая силой
Тебя, пришелец зло в краю вершит.
И из себя б ты вышел поневоле,
Когда Урал народу тесен стал.
А ведь Урал башкиру как святыня:
Он перед ним колена преклонял.
От ненависти, гнева к супостатам
Сердца окаменели у людей.
Когда уйдут проклятые злодеи,
Вдохнет Урал свободной грудью всей.
Поэт великий!
Если б знал ты это,
То б не писал: «свирепый Салават...»
Они же с Пугачом в борьбе за волю
Установили быстро общий лад!
Потомки этого «свирепого» героя
Россию защищали от врага!..
Не мелочились и не унижались,
И честь была им очень дорога...
Сколь времени минуло, но как прежде
В крови Кавказ, в беде седой Урал...
Идель горюет... Что ж тут удивляться,
Что Салават-батыр «свирепым» стал?!.
Молодые Салаваты
Не верно ль будет, если мерять доблесть
По Салавату станем мы сейчас?
Шел год за годом, времена менялись –
А Салават жив по сей день у нас.
Он в каждом поколенье оживает,
И дух его сегодня не угас!
У нас в почете имя Салавата,
Оно сегодня у всех на устах.
Когда продолжить его дело будет надо,
Батыров новых край наш народит.
Придут к башкирам времена худые –
Воспрянут Салаваты молодые!
Наследие Рами и Салавата
У Юрюзани песням мы учились,
Напевы мы от родников впитали.
Те не воспримут прелестей Отчизны,
Которые по миру не скитались.
В лесах оленьим голосам внимая,
Я отдаюсь давно забытой страсти:
Я восхищаюсь прелестью природы,
В душе стыдясь за собственную старость.
На Янгантау с горячими парами
Вдохну земли живительную суть я.
Наследие Рами и Салавата
Переполняет сердце нежной грустью.
Седая Юрюзань, поток блестящий Ая
Спешат вперед, друг друга обгоняя.
И пусть стучатся век в сердца их волны,
Бодрящими мелодиями полны.
На Юрюзани
Густой туман завис над Юрюзанью,
Когда рассеется его завеса - жди,
Когда Урала серебристый пояс
Освободится от туманной зги?
Густой туман стоит над Юрюзанью,
Ужель сошла с ума природа-мать?
Неужто суждено родному краю
Гореть в пожарах и туман глотать?
Густой туман стоит над Юрюзанью,
Затмил весь край - глаз к темноте привык!
И темень обуяла весь наш разум,
Лишила воли, отняла язык.
Густой туман завис над Юрюзанью,
Укутав край в густеющую тьму.
Когда же явятся в родном краю батыры,
Как Салават, подобные ему?
Не только
над рекой
завис туман...
Маяк
Из добрых целей, для нужды большой
Возводят маяки на берегах.
Коль на море терзаешься душой,
На суше ты томишься на ногах.
Когда бушуют волны на морях,
Какой корабль сдержит их напор?
Любую качку выдержит моряк,
Лишь бы маяк ласкал надеждой взор.
Кто в море вышел, тем еще везет:
Маяк надеждой светит как-никак.
Кто сбился с курса, тот маяк найдет,
Тем, кто обманут, где найти маяк?